В воздухе повисла тишина.
Слуги города окинули докладчика задумчивыми взглядами, сродни тем, какими одаривают невыразительные каменные изваяния, и одновременно обернулись к замершим навытяжку солдатам.
Ильм облегченно выдохнул. Вот ведь как бывает… Кому расскажи, не поверят. Ни слова ни сказали, старые хмыри. Не одернули на полуслове, к шлему на голове не придрались. Добрые городские традиции рушатся прямо на глазах. К чему бы это все? Или он был настолько невнятен, что на него решили не тратить свое драгоценное время? Вроде все как надо сказал. Ну, да боги с ними. Меньше нервотрепки.
Почтенная комиссия тем временем активно обхаживала стражников, словно любящие отцы нерадивых сыновей. Холеные белые руки трогательно оправляли складки на видавших виды плащах, осторожно касались тяжелого боевого оружия, придавая ему идеально правильное положение, поправляли шлемы на головах. На лицах старцев блуждали снисходительно улыбки, как у бывалых воинов при виде новобранцев. Вообще, складывалось впечатление, что уважаемые господа немного выжили из ума и с наслаждением играются в солдатики.
Ильм терпеливо ждал, вытянувшись, как и все, во фрунт. Нюхал ржавчину пополам с капустой и старался не чихнуть.
Наконец смотрины закончились и комиссия, даже не обернувшись в сторону новоиспеченного командира, важно продолжила свой путь. Ильм проводил взглядом стальные спины эскорта и, как только они скрылись в темноте, с удовольствием стянул железо с головы. Вдохнул полной грудью свежий, прохладный воздух и мысленно пожелал честной компании приятного путешествия. В доки. Ибо после Восточной башни следующий большой наряд стоял именно там. Значит впереди у них трущобы, трущобы и еще раз трущобы. С подобающими ароматами, своей ночной жизнью и изобилием темных личностей.
Капрал подождал еще немного и резко взмахнул рукой. Монолитный строй сразу же распался на отдельных живых людей.
Ильм подошел к нему и протянул больше не нужный шлем.
— Видал, как сегодня все благостно прошло? — старший солдат расплылся в широкой улыбке, отчего на щеках его появились маленькие ямочки, не очень вязавшиеся с обликом сурового воина, — не орали, ножками не топали, слюной не брызгали…Похоже, ты своим докладом их очаровал. Растопил, понимаешь, того, суровые сердца.
— Что-то не так? — осторожно поинтересовался Ильм, — вроде все сказал буква к букве.
— Да ты бы себя со стороны послушал! Ты ж из-за забрала так проскрипел, что у них лысины вспотели. Теперь мои сержанты только в этом шлеме представляться будут, зуб даю… Завтра точно выпью после смены. Такое дело обмыть надобно. Эх…
Ильм взмахом ладони прервал монолог.
— Ты где эту помойку взял?
— Не понял.
— Шлем, говорю, из каких закромов выудил?
— А, вон оно что, — капрал с чувством почесал нос, — так он у нас то тут лежит, то там. А что?
— Почему капустой воняет?
— Так кто-то его в бочку закинул. В бочке квашеная капуста была. Дней пять, как ее съели, а бочку интенданты никак не заберут. Не обессудь, мастер, если что не так. Нам в таком ходить не по рангу в мирное время. Такой горшок для благородных. Выкинуть жалко. Вот и кочует он у нас как перелетная птица.
— Ладно, — Ильм стянул себя перевязь с мечом, — гостей больше не ждем, командуй ворота закрывать. Потом и поближе к теплу не грех переместиться. Кстати, звать то тебя как?
— Мартином кличут.
— Кличут?
— Стало быть, зовут, — капрал приосанился, — у нас все по мужской линии Мартины. И отец мой, и дед, и прадед. Эй, там на площадке! Опускай решетку!
Где-то над головой торопливо простучали подкованными подошвами сапоги, скрипнула дверь. Сразу после этого за толстыми каменными стенами заскрипели, застучали огромные зубчатые колеса. Ильму даже на миг показалось, что башня зажила какой — то тайной, недоступной пониманию жизнью.
— Пошла, холера ее раздери, — с чувством произнес Мартин, — сколько служу здесь, все удивляюсь, как можно такую тяжесть поднимать и опускать. Механика, что б ее…
Ильм хотел ответить что-то умное в том смысле, что это наука точная и требует глубокого понимания, как вдруг звуки, ласкающие капральское сердце, смолкли. Сразу, как будто их и не было вовсе. В повисшей над башней тишине стало слышно, как лихо ухнула в лесу за стеной сова, потом, словно в ответ ей, из близлежащих домов донеслась визгливая женская брань.
— Не понял, — капрал со свистом, как дракон, готовящийся к прыжку на врага, выдохнул воздух, — эй, там! Что за дела?
Сверху, через перила деревянной галереи свесился стражник. На лице его была написана вселенская скорбь. Мартин с недобрым видом поманил его пальцем. Непринужденный жест капрала не предвещал ничего хорошего. Ильм поймал себя на мысли, что ожидает как солдат оттуда, с высоты почти сотни локтей, просто прыгнет вниз.
Никто никуда не прыгнул. Стражник ловко сбежал по лестнице и замер перед капралом.
— Ну?
— Э…
— Отчетливей.
— Э… Э
— В нарядах сгною…
— Э… Март… господин капрал…
— Это я про себя знаю, — Мартин побагровел. — а ну вынь свой язык из задницы и толком говори.
— Сломалось, значит…
Ильм с чувством досады вновь закинул ножны с мечом за спину. Вот и отдохнул. Он почему-то представил себя крестьянским конем, с которого после тяжелого трудового дня сняли хомут и подвели к яслям с овсом, а потом вдруг решили вспахать еще десятину и напялили хомут обратно.
Капрал покряхтел немного, то сжимая, то разжимая кулаки, потом старательно выложил изрядный набор бранных слов и только после этого обернулся к некроманту.