Ильм выпучил глаза, сжался, зажал рукой рот и заметался по залу, опрокидывая стулья. Хонв следил за его хаотичными передвижениями с все более нарастающим беспокойством.
— Тошнит?
— М…му, — подтвердил позеленевший Ильм.
— Дверь во двор перед тобой.
Ильм стрелой рванул на улицу, едва не выбив косяк, и упал на колени в мягкий снег. Его сразу же несколько раз вырвало…
Он постоял на четвереньках еще немного, жадно вдыхая свежий воздух и постепенно приходя в себя. Проклятый старик….
Ильм высморкался, утер рукавом туники слезящиеся глаза, подцепил пригоршню снега и умыл им лицо.
— Ты как там, жив? — на лице возникшего из-за двери Хонва не было и тени сочувствия, — так и будешь теперь на четырех костях стоять? Только не говори мне, что собираешься в зверя перекинуться, чтобы меня в отместку загрызть. Не поверю.
Ильм одарил старика угрюмым взглядом.
— Надоест мерзнуть, возвращайся, — сообщил мастер и скрылся в башне.
Ильм показал входной двери кукиш и носком сапога сосредоточено затолкал в сугроб остатки завтрака. Желудок был снова пуст, но просить есть после всего произошедшего, пока не решался.
Ильм постоял еще немного, чувствуя, как успокаивается кипевшее внутри негодование. Как ни крути, а возвращаться в каминный зал придется. Вопрос только в том, стоит ли выражать свое недовольство или нет. Пожалуй, стоит. По возможности учтиво, но твердо, дабы впредь уберечь себя от подобных сомнительных историй.
Хонв встретил его с совершенно невинным выражением на лице.
Едва Ильм открыл рот, чтобы выразить свое отношение к учиненному над ним злодеянию, как Хонв предупреждающе вскинул руку.
— Не забывай, мальчик мой, простую истину — сначала хорошо думаешь, и только потом говоришь. Иди и соберись для похода в лес. Вечером у тебя будет свободное время, тогда и будешь дуться, сколько душе угодно.
Ильм захлопнул рот, и угрюмо проследовал в свою каморку. И в самом деле, чего он так взъелся? Мышцы больше не ломит? Нет. Чего еще ему надо? А в том, что он оказался такой неженкой, только он сам и виноват.
Он влез в тулуп и подпоясался веревкой.
Хонв появился за его спиной как всегда неслышно и небрежно бросил перед своим служкой простой армейский ремень с прицепленными к нему ножнами с кинжалом.
— Это тебе.
— Спасибо, мастер.
— Это тоже тебе.
Перед Ильмом возникла его походная сумка. Он открыл ее и с удивлением обнаружил, что она совершенно пуста.
— Здесь сухари лежали…
— Да, нечто заплесневелое в ней действительно нашлось… Я все выкинул.
— Они совсем свежие были…
— Извини, — Хонв с усмешкой развел руками, — видать, сослепу не то почудилось. Если желаешь, могу место указать, где твой драгоценный хлебный запас теперь пребывает. Только хочу сразу предупредить, когда гнилья нажрешься, скорбные рожи мне не строй, врачевать не стану.
Ильм виновато опустил голову.
— Это на голову надень, — мастер сунул ему в руки стеганый подшлемник.
— Может, я без него обойдусь?
— Голова человеку дана, для того, чтобы думать, а не для того, чтобы ее продувал ледяной ветер. Слушайся меня, я плохого не посоветую.
Ильм покорно натянул на голову шапку.
— Ну, как?
— В самый раз.
— Совсем другое дело. Теперь о том, для чего эти долгие сборы. Пойдем со мной…
Хонв вывел Ильма из башни.
Солнце успело подняться над деревьями, и теперь его первые лучи красиво оттеняли сумрак, еще таившийся среди леса. Еще немного и ночь окончательно уступит место короткому зимнему дню.
— Смотри, — мастер указа рукой на едва заметные над лесом три каменных зубца, — тебе туда. Путь не близкий. Не заплутаешь?
Ильм присмотрелся к указанному месту. Большие камни. Хотя видны они только потому, что жилище Хонва стоит на холме. Найти их будет не слишком сложно…
— Дорогу найду.
— Хорошо. Вокруг того места на деревьях найдешь грибы такие черные. Видел их хоть раз?
— Угольники, да?
— Они самые. Наберешь их полную сумку. Все, теперь иди.
Ильм, не дожидаясь повторного предложения, бодро зашагал в сторону леса. Первое поручение оказалось совсем не сложным, значит, выполнить его следует со всем возможным старанием.
— Стой, — неожиданно раздалось у него за спиной.
Ильм удивленно оглянулся.
— Вернись.
Ильм нехотя пошел обратно. Опять какие-то непонятные причуды…
— Что случилось, мастер?
— Ты смелый такой, или просто непуганый? — обронил Хонв.
— А че такое?
— Не "че такое", а в чем дело… Повтори.
— В чем дело?
— Кабанов, волков не боишься? А нежити?
— Я не встречал ничего такого, пока бродяжничал…
— Выходит, повезло тебе. Поверь, я не ставлю перед собой цели задеть твое самолюбие. Кстати о самолюбии… Ты умышленно не попросил с собой еды?
— Не помру до вечера, — отмахнулся Ильм, — а зверя лесного стороной обойду.
— Или закончишь этот славный день в чьем-нибудь желудке. Я не для того тебя приютил, чтобы бродячей твари лесной просто так скормить. Вернись в башню, там, на столе хлеб и сало, на тряпице лежат, а я пока над безопасностью твоей поразмыслю…
Когда Ильм, загрузившись провизией, снова вышел во двор, то к огромному своему удивлению увидел воина стоящего к нему спиной. Ильм окинул взглядом тронутые ржавчиной пластинчатые доспехи, полный колчан стрел, армейский лук и одноручный топор у пояса, потом посмотрел на Хонва, довольно скалящегося рядом.
— Это твой попутчик, — мастер бесцеремонно ткнул пальцем в сторону латника, — и защитник. Готов познакомиться? Ты, помниться, говорил, что крепок нервами? Сейчас мы это проверим… Заодно, ты, наконец, поймешь кто я такой.