Ильм, хмурясь, подошел к покрытым инеем металлическим прутьям.
— Что желает почтенный?
Всадник откинул забрало шлема и приложил правую руку к груди.
— Младший рыцарь Бертран сын Арна. В настоящий момент командую отрядом братьев-воинов и прошу пропустить нас под своды этой башни, дабы мы могли проследовать далее в свою обитель.
— Лейтенант Ильм сын Нотара, — некромант в свою очередь приложил руку к груди, — не вижу причин чинить препятствия, если вы согласитесь выполнить все положенные требования.
— Вы в своем праве, — рыцарь смирено склонил голову.
— Тогда, для начала, я бы хотел увидеть ночной ключ.
Бертран сын Арна щелкнул пальцами и у решетки образовался воин с нашивкой оруженосца. Между прутьями показался свиток.
Ильм принял его, подошел поближе к факелу и развернул. Пропуск, позволявший въезжать в Туров в ночное время, был в полном порядке. Редкий вообще-то документ. Очень редкий. К примеру, в гарнизонной канцелярии такого нет. Казалось бы бред полный. Случись что, свои же будут проситься пройти, а их попросту не пустят. А орден вот разжился ценной бумажкой. И все солидно так, важно. Бумага тисненая. Чернила нестираемые. Печать графа. Печать магистрата. Печать гарнизона. Одно плохо. Не вносятся сюда имена тех, кто данным свитком располагает. Этот самый Бертран и иже с ним легко могут оказаться простыми ряженными со своими, только им известными умыслами. Хотя раздеть такой отряд храмовников очень не просто. Парни хоть и постятся, но дело свое твердо знают…
— Ну чего ты замер, — неожиданно зашептал ему на ухо Отто, — знаю я этого младшего рыцаря, видел его. Свои это.
— Все в порядке, — Ильм вернул свиток, — и у меня лишь одно пожелание. Мы поднимем решетку, вы въезжаете в город и позволяете нам досмотреть содержимое телег.
— Хочу напомнить тебе, лейтенант, — Бертран гневно качнулся в седле, — все, что находится внутри повозок, есть неприкосновенная территория ордена и без особого разрешения осмотру не подлежит.
— Хочу в свою очередь напомнить тебе, брат-рыцарь, что согласно уложению ордена, касающегося походных колонн, командир отряда на свое усмотрение распоряжается малыми внутренними территориями, коими данные повозки являются.
— Если это не угрожает интересам оного.
— Не вижу никакой угрозы. Тем более мне кажется, что Ордену, известному короткостью своих нравов и подвижнической деятельностью, нечего скрывать от стада, им окормляемого.
— Куртуазно сказал, — тихонько крякнул Отто, — чуть слезу не выбил.
Рыцарь Бертран на несколько мгновений погрузился в глубокую задумчивость.
— Будь по-твоему. Я позволю осмотреть повозки. Тем более, что это входит в твои полномочия.
Ильм сложил руки на груди и хладнокровно уставился на командира отряда. Рыцарь сначала непонимающе нахмурился, потом вновь приложил руку к груди.
— Клянусь Единым и честью дворянина.
— Поднимай решетку, — некромант обернулся к капралу.
— Давай, — Отто махнул рукой.
Решетка со скрежетом и лязгом поползла вверх. Ильм прислушивался к издаваемым ей звукам с некоторой примесью неприятного ожидания. Ничего не случилось. Не треснуло, не лопнуло, не оборвалось.
Сын Арна в немного не свойственной благородному воину манере коротко свистнул в два пальца и потянул поводья. Конь, степенно стуча тяжелыми подковами, прошествовал мимо отступившего к стене Ильма. Вслед за командиром потянулся конный десяток, потом наступила очередь пехоты. Некромант провожал глазами тяжело вооруженных воинов и мучительно ломал голову над тем, откуда этот отряд возвращается. Уж очень хмурый и потрепанный у всех вид. Вслед за пехотой в арку под башней втянулись подводы. Отто не ошибся. Ровно шесть штук.
— Ты, поди, узнай, все ли вошли, — некромант взял из рук капрала факел, — и закрывай въезд. А я пойду гляну, что в повозках.
— Ты аккуратно там, — отозвался Отто, — без горячки. Как бы нам с этого больших неприятностей не поиметь.
— Я одним глазом.
Ильм подошел к головной повозке и откинул в сторону ткань. Это он ожидал увидеть меньше всего. Перед ним лежал совершенно изуродованный мертвый воин. От правой руки осталась лишь часть плечевой кости, обрамленная обрывками мышц и разорванным кольчужным плетением. Правая нога неестественно вывернута. Вместо правой щеки рваная рана. Мощная нагрудная пластина вогнута и покрылась коричнево-желтыми разводами, словно от воздействия высокой температуры.
Некромант поднес факел ближе, стараясь рассмотреть сохранившуюся часть лица, и тут же отпрянул назад. Перед ним лежал брат-куратор Гийом.
В каземате первого подземного яруса тюремной башни властвовала сырость. Ее сероватые пятна во многих местах красовались на низких сводах потолка. Окружающий воздух тоже не располагал к долгому и приятному времяпровождению. Влажный, с неприятно щекочущим обоняние запахом сырого камня, он больше всего был похож на некую неподвижную субстанцию, живущую своей непостижимой и чуждой всему живому жизнью. Свою посильную лепту вносил и холод. Он легко проникал под одежду и недвусмысленно намекал на бренность бытия и всевозможные телесные хвори это самое бытие укорачивающие. Всякие там катары дыхательных путей, легочные горячки, кожные гнили и прочие прелести, проистекающие от нездоровой атмосферы.
С освещением дело тоже обстояло из рук вон плохо — восемь факелов на стенах едва разгоняли темноту.
Ильм ерзал на неудобном железном стуле, поглядывал на откровенно мрачные лица стражников и предавался самым черным мыслям. Кажется, проклятие его таки настигло. Быстро и совершенно неожиданно. Не позволило даже толком побороться с судьбой. И вообще, сколько можно здесь сидеть? Проклятый Кейт…